15 лет «Смерти господина Лазареску». Почему вам стоит посмотреть один из лучших румынских фильмов
Ты неси меня, волна
Стоит пояснить, что такое новая волна. В разных странах киноведы и историки кино таким образом обозначают возникновение необычного направления или стиля, который предлагают кинематографисты новой формации. Название появилось от французской новой волны (дословно Nouvelle Vague).
Это направление во Франции конца 50-х – начала 60-х годов, связанное с группой молодых кинокритиков и журналистов (Жан-Люк Годар, Франсуа Трюффо, Клод Шаброль и др.), решивших занять режиссерские кресла и провозгласивших отказ от устаревших методик съемки.
Старт румынской новой волны произошел в середине 2000-х. Многие критики считают первыми картинами этого направления как раз «Смерть господина Лазареску» (2005) Кристи Пую и «Как я встретил конец света» (2006) Кэтэлина Митулеску, но это ошибка.
О новом румынском кино, поразившем кинокритическое сообщество синтезом условной провинциальности и соцреализма, стали говорить уже после короткометражных фильмов режиссеров.
Так, Кристи Пую с лентой «Блок Кента и пакет кофе» взял в 2004-м Золотого медведя за лучший короткий метр на Берлинале. 15-минутная «Дорога» Кэтэлин Митулеску унесла в том же году из Канн Золотую пальмовую ветвь.
На фоне иных новых волн, возникающих в Великобритании, Иране, Чехословакии и других странах мира, румынская отличается отсутствием ярко выраженного режиссера-лидера, который в других случаях выступал в авангарде кинематографического течения.
Ошибочно полагать и то, что румынская новая волна объединяет разных (как по стилистике, так и по опыту) режиссеров единым вектором или тематикой. Поэтому в последние годы формирование той или иной группы кинематографистов под эгидой новой волны носит более условный характер, нежели раньше.
Божественная комедия
Вернемся к «Смерти господина Лазареску». 2,5-часовая история начинается с облезлых стен румынской малоэтажки. Тихим субботним вечером одинокий пенсионер Данте Ремус Лазареску (последняя роль актера Иона Фишутяну, скончавшегося от рака в 2007 году) вызывает скорую. Старик плохо себя чувствует: к головной боли, не проходящей несколько дней, прибавились приступы рвоты. Таблеток в доме нет, а домашняя настойка мастрополь (смесь из спирта, сахара и ванили, «никакой химии!») состояние пенсионера не улучшает.
В ожидании скорой Лазареску звонит дочери Бьянке, переехавшей недавно в Канаду, и обращается к соседям за помощью. Те лишь беспомощно разводят руками: таблеток нет, лучше бросай пить, Данте, алкоголь до добра не доведет.
Приехавшим медикам соседи расскажут, что времена интеллигенции канули в лету («вы посмотрите, в какой грязи он живет!»), сами они алкоголем не злоупотребляют, а три кошки, живущие в квартире у соседа — сущее проклятие.
Погрузив пенсионера в карету скорой помощи, фильм меняет тональность и превращается в гипнотическую и одновременно с этим жутковатую ночную одиссею (здравствуйте, мифы и легенды Древней Греции) по медицинским учреждения Румынии. Зрители станут свидетелями трансформации героя из болтливого, брюзжащего старика в обессиленного пациента, впавшего в предкоматозное состояние.
Тени и прах
История фильма, как это ни ужасно, базируется на реальности. В 1997 году в Румынии 52-летнего мужчину по имени Константин Ника медики скорой помощи возили по нескольким больницам.
В одних его отказывались принимать, ссылаясь на неряшливый внешний вид и запах алкоголя; в других не могли поставить диагноз или не решались проводить операцию. В итоге медработники оставили мужчину прямо на улице, где он и умер в полном одиночестве. Так, реальный случай, о котором узнал режиссер, стал одним из референсов картины.
Второй аспект, который стоит упомянуть дабы лучше разобраться в особенностях ленты — отказ CNC (Национальный совет кинематографии Румынии, своего рода румынский Фонд кино) финансировать «Смерть господина Лазареску». В начале 2000-х бушевал конфликт между молодыми румынскими режиссерами и членами экспертной группы CNC, возглавляемой Серджиу Николаеску (представитель «папиного» румынского кино старой формации; румынский Никита Михалков). Кинематографисты обвиняли старожил в том, что те присуждали гранты CNC… самим себе. Другие же режиссеры оставались не у дел, все доставалось «заслуженным мэтрам».
Чтобы показать румынскому киносообществу, что можно снимать хорошее кино и без государственных денег, Кристи Пую вместе со своей женой и продюсером Александру Мунтяну создал компанию Mandragora, куда привлек € 350 000 частных инвестиций, которые и стали бюджетом «Смерти господина Лазареску». Можно сказать, что фильм появился не благодаря, а вопреки, назло; Пую хотел утереть нос «уважаемым господам» из госкомиссии.
Рефлексия бездействия
Картина Кристи Пую, несмотря на внушительный хронометраж в 153 минуты, охватывает небольшой временной отрезок: действие начинается вечером, а завершается поздней ночью. Трясущаяся «живая» камера Олега Муту фиксирует не столько детали экстерьера (дома, больницы), сколько атмосферу глобального безразличия, присущего всем героям этого «карнавала».
Впрочем, в объективе одного из главных операторов румынской новой волны окажутся и условно положительные грани человеческого естества — проявление эпизодической заботы о пациенте, мгновения сочувствия и эмпатии, мимолетные шутки господина Лазареску, когда тот был еще относительно бодр.
«Смерть господина Лазареску» не скатывается до безнадежной, «чернушной» драмы. Перед нами в первую очередь фарс, черная комедия в формате телерепортажа со съемками на натуре.
Кажется, в следующем эпизоде камера вот-вот покажет самого оператора в отражении больничного зеркала. И мы поймем — весь этот спектакль на самом деле является обличительным репортажем идеалиста-новостника, жаждущего раскрыть истинное положение медицины в стране.
Лента постоянно находится в движении, превращая драмеди еще и в роуд-муви. Так Кристи Пую одновременно отсылает и к своему дебюту «Товар и деньги», действие которого также развивается в дороге, и к американским картинам в этом формате, которыми режиссер вдохновлялся. При внешне отталкивающих медработникам в фильме нет абсолютного добра и зла, черного и белого.
По ходу дела оказывается, что и медики живые люди, которые могут элементарно утомиться, и нетрезвый пенсионер усугубил свое состояние алкоголем. К тому же в городе произошла крупная авария со множеством жертв, и больницы не виноваты в том, что оказались переполнены пострадавшими.
Смирение и труд
Нетрудно разглядеть и религиозные отсылки, вложенные режиссером, например, в «говорящие» имена персонажей (пенсионер Данте, доктор Ангел), и политические аллюзии Румынии (выцветшие обои квартиры главного героя, наклейки Колы на холодильнике — продукции «запретного» капитализма). Больницы, куда приезжает карета скорой помощи с Лазареску, превращаются то ли в «небесные КПП», то ли в проходы на новый круг Ада.
Бесконечные попытки получить медицинскую помощь — конечно, мытарства из «Божественной комедии». На каждом из «кругов» пенсионеру будет все хуже и хуже: отказывает вестибулярный аппарат, путается сознание, заплетается речь.
При этом Пую явно не хочет, чтобы зритель разбирался, кто прав, а кто виноват в этой ситуации. Режиссер удерживается от навешивания ярлыков на своих героев и избегает никому не нужных спекуляций на тему критики социума.
В своих скитаниях румынский кинематографист пытается препарировать не столько упадок медицины (уж слишком поверхностным тогда получилось бы кино), сколько этику человеческого сознания. Равнодушие персонала и сверхзагруженность румынских больниц — не более чем ширма. В конце концов не из-за халатности врачебного персонала изначально пострадал Лазареску.
Главенство системы
Поразительно, но «Смерть господина Лазареску» и спустя 15 лет смотрится на одном дыхании. Вроде как заведомо известная судьба главного героя (говорящее название ленты недвусмысленно намекает) продолжает волновать умы зрителей на протяжении 2,5 часов.
Ассоциации с персонажем на экране — гражданином изжившей себя эпохи коммунистической Румынии — остаются поверхностными; не самый приятный тип этот Лазареску. Если копнуть чуть глубже, станет ясно, что основное сражение Кристи Пую — с системой иерархии.
Делая свое кино назло мэтрам из CNC, румынский режиссер не преминул возможностью показать столкновение сотрудников скорой помощи и врачей больницы. Пую здесь — очевидно, мужественная медсестра, которая готова ввязываться в любые споры с умудренными опытом врачевателями человеческих тел.
Лазареску к середине повествования — совсем не центр вселенной, а разменная монета; не личность, а просто фамилия, которую нужно вписать в формуляр строгой отчетности. Кафкианские мотивы правят бал, выводя историю на совершенно другой уровень.
Процесс перехода
Еще одним аспектом картины становится особенное отношение Пую к смерти. Режиссер рассматривает ее не как безысходный факт, который необходимо принять, а как процесс, некое таинство. Благодаря чуткой операторской работе, исполненной в документальной стилистике, мы можем довольно подробно наблюдать переход господина Лазареску в иное качество, состояние.
Каждый компонент процесса изобличен. Герой лишается дома, оставляя трех кошек на попечение соседям. Теряет связь с родственниками, они теперь — лишь воспоминания, голоса в телефонной трубке. Наконец, он перестает осознавать себя субъектом деятельности и, как следствие, больше не выстраивает причинно-следственные связи. Вместо медсестры Марианы ближе к финалу Лазареску будет звать некоего Виргилия — еще один «мостик» Пую к «Божественной комедии».
На фоне размытой границы между мирами живых и мертвых режиссер и через 15 лет напоминает нам, что светлое будущее, оно как истина — где-то рядом. Возможно, там за окном, где нынче бушует невидимый вирус, из-за которого мы заперты в четырех стенах, как и тело господина Лазареску — в карете скорой помощи.
Вот только поколение главного героя, выросшее под жестким правлением диктатора Николае Чаушеску, давно осталось за бортом истории, переработав само себя. Или нет? Финал у румынского режиссера открытый — нам до конца так и не ясно, остался ли Лазареску жив после операции. Смерть Шредингера в сухом остатке.
