Введение в стэндап: Эдди Иззард
Я начал свой цикл материалов о стэндапе с Джорджа Карлина, потому что он по-прежнему остается самым узнаваемым комиком этого жанра не только в России, но и во всем мире. И все же у всех нас в любой сфере есть объективно великие люди, и есть любимые тобой лично люди, попадающие в тебя стопроцентно и пишущие словно для тебя одного. На вершине моего топа стэндап-комиков стоят вовсе не Карлин или Луис Си Кей, а британец Эдди Иззард, австралиец Тим Минчин и американец Даг Стенхоуп (о которых мы еще обязательно поговорим отдельно).
Все трое — очень разные и занимаются принципиальной разной комедией. Я решил начать с Иззарда не только потому, что он наиболее известен в России и недавно приезжал с концертом, но и потому, что его юмор – самый чистый, самый прозрачный, лишенный всяких примесей.
Шутки Иззарда строятся на доведении до абсурда, импровизации, неожиданных поворотах, необычном взгляде на вещи. Они могут стартовать с каких-то конкретных вещей – библейских и исторических событий или столовой Звезды Смерти – но где бы они ни начинались, Эдди быстро уводит их в свой собственный мир, черпая юмор из самой шутки, развлекаясь внутри метафоры, играясь с придуманными персонажами, словно забывая о заданной изначально теме.
Почти все стэндап-комики не идут по заранее намеченной программе, а берут набор скетчей и определяют их порядок и подачу уже на сцене. Им нужно чувствовать зал, понять, какие шутки понравятся им больше и нащупать почву. В итоге они находят формат, оптимальный для этого конкретного зала.
Выступления Иззарда обладают еще большей свободой. Найденный некогда удачный образ или интересная тема становятся просто отправной точкой. Он начинает рассказывать шутку, затем уходит в импровизацию и раскручивает нащупанную нить новой шутки, пока ему не надоест или он не зайдет в тупик, после чего можно быстро отступить к отработанному материалу и продолжить старый скетч оттуда, где он был прерван, не теряя динамики.
Подобных ответвлений может вырастать по десятку на скетч за выступление, поэтому рассказ о том, как Иисус проповедовал динозаврам или сигнальной системе жирафов может длиться полчаса, так как одна сцена постоянно перебивается другими, перетекает в другие скетчи, только чтобы неожиданно вернуться обратно к теме и дать затянувшейся истории оригинальную развязку.
Иззард – один из редких комиков, кто вовсю использует пантомиму и создает на сцене десятки разных персонажей. Он не гений подражания, но несовершенство его талантов становится частью шутки. Бог у него говорит голосом актера Джеймса Мейсона, а Ной – голосом Шона Коннери. Больше никакого изображать у него особо не получается, поэтому часто при создании нового персонажа он снова озвучивает его теми же акцентами. Ловя себя на этом, он подшучивает в духе «Эй, белка, почему у тебя голос как у Ноя?».
И вот этот метаюмор, шутка, которая шутит сама над собой, варится в собственном соку и черпает материал из собственного несовершенства – и есть главная отличительная черта Иззарда. Самоирония, которая ломает хрупкую иллюзию пантомимы, чтобы пошутить насчет виртуальности изображаемых героев и предметов.
В пантомиме все максимально условно, мы знаем о происходящем минимум, что позволяет Эдди менять персонажей, играть с ожиданиями зрителей и скакать из скетча в скетч, перетаскивая гигантского кальмара с ковчега в скетч про Моисея, а цыпленка с бионическими ногами вообще упоминать в каждой сценке наравне с другими переходящими персонажами.
Все эти разнообразные герои и ситуации сменяют друг друга с такой скоростью и легкостью, которая была бы невозможна (слишком тяжела для восприятия) в любом другом жанре, но этом театре одного актера она воспринимается превосходно.
Эдди любит шутить о себе, о том, каково быть «активным трансвеститом», но при этом он каким-то образом умудряется не окрасить собой свой юмор. Быть открытым и искренним, но не превращать выступление в исповедь, в нечто личное.
В стэндапе-исповеди нет ничего плохого, большинство комиков черпают материал из собственной жизни и своих страхов, неудач, проблем. Но это может подходить не всем и хорошо, что этому есть альтернатива. Пройти по этому шаткому мосту – рассказать о себе, но не превратить свой стэндап в терапевтический инструмент для борьбы со своей болью и неуверенностью – большой талант.
Многим комикам мы благодарны за их доверие и открытость, они пускают нас в свою жизнь, знакомят через забавные скетчи из жизни со своей семьей и друзьями, травят байки о гастролях или любовных похождениях, словно показывают фотографии из семейного альбома. Но Эдди идет дальше – он впускает зрителя в сам процесс мышления, обнажает сам механизм создания шутки, не стесняется вслух проговаривать внезапно посетившие его мысли.
Если говорить о фактах, то мы знаем о его личной жизни куда меньше, чем практически о любом другом комике. Он никогда не говорит о своих партнерах, кроме того, что он – не гей и любит женщин, как и большинство трансвеститов.
Но при этом, через его выступления между ним и зрителем возникает контакт, чувство близости, понимания, радости общения. Ты чувствуешь, что знаешь его, а он знает тебя. И это чувство близости, знакомства почему-то сильнее, чем даже с теми комиками, кто делится со сцены всей своей биографией.
А еще Эдди снимается в кино и сериалах. Многие помнят Эдди по его роли криминального эксперта в «Друзьях Оушена», появлению в «Ганнибале», а скоро он шагнет и в мир супергероев, появляясь в сериале «Силы», посвященном миру, где сверхспособности – уже не редкость.
Выступления Иззарда на первый взгляд могут показаться сырыми, бессвязными, напоминающими бредовый поток сознания и скачки с места на место
Но вся прелесть именно в том, что в процессе абсурдизации и импровизированных переходов рождается настоящий комедийный джаз, лишенный темы или объекта шутки. Ему не нужно быть злободневной сатирой, не нужно кого-то высмеивать и обличать, не нужно высматривать нелепости обыденной жизни и обшучивать досмотры в аэропортах или расовые стереотипы – ему вообще не нужен материал.
Скетч начинается с понятного премиса вроде «латынь – переусложненный язык», создает несколько персонажей для иллюстрации темы, ситуацию и диалог, а потом сбрасывает эту тему как ненужную шкурку, уходя в свободный полет. Зрители смеются уже не над латинскими падежами, в которых сам черт ногу сломит, а над тем, как Иззард меняет персонажей, как невпопад дудит или возвращается неожиданно к другому скетчу, который разыгрывал десять минут назад.
У Иззарда зритель смеется не над шутками, не над чем-то, что можно выписать и дать цитатой, он смеется потому, что юмором пропитывается вся атмосфера, вся эта словесная эквилибристика завораживает и вводит в уникальный транс, в котором ты уже сам не способен себе объяснить, над чем конкретно хохочешь, и только беспомощно мычишь что-то на вопросы окружающих, которые просят пересказать шутку.
Это бесполезно пересказывать, это очень трудно переводить и не потерять большую часть подачи. Это тяжело смотреть без знания английского и немного – французского, на который он изредка переходит. И все же – это один из самых ценных экспириенсов, что может дать стэндап. Чего-то не до конца понятного, магического, завораживающего.
