7 книг Стивена Кинга, которые действительно стоит читать
О переводе
В оригинале Стивен Кинг в лучших произведениях — невероятно сильный автор, может быть, самый сильный, когда-либо рождавшийся в США. У него нет ярких живых героев, сюжета или воображения, он описывает только то, что сам видел (скажем, «Сияние» было сочинено, когда Кинг с семьей зимовал в гигантском, совершенно пустом отеле в Колорадо) в жизни или в кино или о чем (и о ком) читал в чужих книгах. Но грандиозность Кинга как автора в том, что ему все это не нужно: ему хватает языка, стилистики, качества письма.
Называйте это как угодно — магия слова у Кинга такая, что в лучших его книгах первый же абзац становится волшебным ковром, уносящим в иную реальность (да, для Кинга это суровая повседневность, но он ее так красиво подает, что читать про будни маленького городка в штате Мэн интересно, я думаю, даже читателям из штата Мэн). Это в оригинале.
Я не хочу лишний раз ругать русских переводчиков Кинга, даже Виктора Вебера, у которого в переводе Bag of Bones над камином в писательском коттедже приколочена «набитая голова мыши с повешенным на шею колокольчиком» (ну, перепутал человек mouse и moose, у всех бывают промахи). «Йерннн коричневый ухмнннн фэйуннннй» в переводе слегка искаженной Кингом фразы «I’m your number one fan» в первой строчке «Мизери» я тоже вряд ли когда-либо забуду. Ну да ладно, слабое владение английским — общее место среди наших переводчиков, особенно плохо тут с современными идиомами и тончайшим, богатейшим инструментарием англоязычных глаголов. Отсутствие слуха и чувства ритма в русском языке — тоже общее место.
Но мне бы все-таки не хотелось, чтобы вы читали столь качественные произведения, не подозревая о падении их качества в переводе. Поэтому в конце каждого обзора я буду давать абзац из уже существующего перевода произведения, а потом переводить его сам, без купюр, с сохранением ритма и правильными идиомами. Таким образом вы сможете наглядно убедиться, что читали вовсе не Кинга, а в некоторых случаях даже и не книгу.
Почетное упоминание: Finders Keepers («Кто нашел, берет себе») 2015
Качество этой книги не настолько высокое, чтобы роман можно было зачислить в классику Кинга. Но тем не менее, это единственный интересный образец творчества современного Кинга, Кинга из 2010-х, который в соавторстве с добрыми молодцами-сыновьями в год может выпустить до 3 книг (не считая сборников рассказов).
Это единственная книга в серии детективов о бывшем полицейском Уильяме Ходжесе (Mr. Mercedes, Finders Keepers, End of Watch), которую можно читать. И делать это можно потому, что перед нами никакой не детектив, Ходжес с его компанией деревянных штампованных лучших друзей в происходящем практически не участвует, а все главы с его участием можно смело пропускать. Вместо этого перед нами напряженнейший роман-ситуация в лучшем духе молодого Кинга.
Ситуация тут такая: в руки школьника попадают записные книжки с сиквелами книги, в которой легко опознается «Над пропастью во ржи» (а в личности покойного автора-затворника Джо Ротштейна — Джером Сэлинджер с легкой примесью Филипа Рота). Вы представляете, какую литературную (да и не только) ценность представляют книги о дальнейших похождениях Холдена Колфилда (кстати, не факт, что настоящий Сэлинджер их не написал, и что их когда-нибудь не извлекут из какого-нибудь сейфа)? Но не по годам развитый школьник о находке никому не говорит, потихоньку читает эти рукописи сам и пользуется ими, чтобы получать пятерки за сочинения по Ротштейну.
Все прекрасно — пока из тюрьмы не выходит престарелый, но все еще чрезвычайно опасный преступник, абсолютно одержимый творчеством Ротштейна. Собственно говоря, это именно он убил автора и закопал украденные из его сейфа блокноты в сундуке в лесу… Как поступит преступник, когда обнаружит, что рукописи нашел кто-то еще? И кто победит в этой дуэли библиофилов — мальчик-гений или старик-убийца?
«Кто нашел, берет себе»:
— Пожалуйста, — сказал Ротстайн, — Оставьте их. Этот материал не для чтения. Еще ничего не завершено.
— И никогда не будет, вот что я думаю. Ты просто большой скряга. —
Блеск в его глазах (как показалось Ротстайну, ирландский блеск) погас.
— Да и выдавать тебе ничего не нужно, так? Никакого тебе финансового императива. Ты получаешь авторские гонорары за «Беглеца». И за «Беглец в деле». И за «Беглец сбавляет обороты». Известная трилогия о Джимми Голде. Которая не перестает переиздаваться. Которую изучают в университетах по всей нашей необъятной стране. Благодаря сговору учителей литературы, которые считают тебя и Сола Беллоу небожителями, у тебя есть преданная аудитория из студентов, которые покупают твои книги. У тебя все налажено, а? Зачем рисковать и публиковать что-то такое, что может поколебать золотой пьедестал? Можно же спрятаться здесь и делать вид, будто остального мира не существует.
Мистер Желтый покачал головой.
— Друг мой, вы предоставили совсем новое значение слову «мелочный».
Finders Keepers:
— Пожалуйста, — сказал Ротштейн. — Оставьте их. Этот материал не для показа. Там ничего не готово.
— И никогда не будет готово, вот что я думаю. Знаешь что, ты тот еще скряга.
Ироническое поблескивание — о котором Ротштейн думал как об ирландском блеске, — ушло из глаз Желтого.
— И тебе не то чтобы нужно было что-то издавать, верно? Твое финансовое положение этого не требует. Ты получаешь роялти с «Бегуна», и с «Бегуна на войне», и с «Бегун замедлился». Знаменитая трилогия о Джимми Голде. До сих пор переиздают. Проходят во всех колледжах нашей великой страны. Спасибо клике преподавателей литературы, которые думают, что ты и Сол Беллоу это наше все, студентам волей-неволей приходится покупать твои вещи. А ты только деньги гребешь, верно? Зачем рисковать и публиковать что-то, что может повредить твоей отлитой в золоте репутации? Можешь прятаться тут и делать вид, что окружающего мира не существует.
Мистер Желтый покачал головой.
— Друг мой, да такого невротика, как ты, еще поискать надо.
7. The Long Walk («Долгая прогулка») 1979
Первый роман Стивена Кинга, написанный им в конце 1960-х годов во время учебы в колледже и отвергнутый всеми американскими издательствами и литагентами. Страшно подумать, какой талант был у этого автора в юности и насколько бесцельно и бессистемно он транжирил этот талант в зрелые годы, если самый первый опыт Кинга в крупной форме получился одним из лучших его романов.
Сюжет, как и во всех удачных произведениях Кинга, очень простой… собственно, сюжета тут нет. Есть идея, которой другому автору (скажем, Роберту Шекли) хватило бы на 10-страничный рассказ. У Кинга это роман на полтысячи страниц. В тоталитарных США набирают 100 школьников-добровольцев и заставляют идти со скоростью 6 км/ч до тех пор, пока на дороге не останется только один идущий молодой человек. Всех остановившихся расстреливают следующие за процессией на гусеничных грузовиках солдаты.
Параллели с бушевавшей тогда войной во Вьетнаме тут более чем очевидные, равно как и воровство сюжета из гениального романа (и фильма) «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» Хораса Маккоя. Но от 19-летнего автора нельзя требовать оригинальных сюжетов… равно как и нельзя ожидать настолько фантастического качества текста и эффекта присутствия: ты там, на дороге, ты видишь бесстрастные лица солдат и запоминаешь имена всех толкущихся рядом с тобой смертников-марафонцев.
Дебютом Стивена Кинга оказался совсем другой, гораздо более слабый и менее интересный роман о девочке-телепатке («Кэрри»), а «Долгую прогулку» он опубликовал позднее под маской своего литературного альтер-эго, Ричарда Бахмана. Без «Прогулки» у нас не было бы ни «Бегущего человека» самого Кинга, ни «Голодных игр» Сьюзен Коллинз.
«Долгая прогулка»/«Долгий путь»:
Гэррети встал, ощущая нереальность происходящего. Его тело словно перешло к кому-то другому, и он наблюдал все это со стороны.
— Вот мы и пошли, — сказал сбоку Макфрис. — Желаю удачи.
— И тебе тоже, — ответил удивленный Гэррети.
Макфрис выглядел бледным и озабоченным. Он попытался улыбнуться и не смог. Шрам горел на его лице, как странный восклицательный знак.
The Long Walk:
Гэррэти встал, чувствуя онемение, нереальность происходящего. Ощущение было такое, словно его телом теперь управлял кто-то другой.
— Ну вот мы и пошли, — сказал Макфрис где-то у его локтя. — Всем удачи.
— И тебе удачи, — ответил Гэррэти, удивившись.
— У меня точно что-то блять с головой, — сказал Макфрис.
Он внезапно стал бледный, потный, утратил свой мощный спортивный вид. Пытался улыбнуться и не мог. Шрам на его щеке выделялся, как одинокий знак препинания.
6. Skeleton Crew («Команда скелетов») 1985
Стивен Кинг — величайший ныне живущий мастер короткого рассказа, в любой стране и на любом языке. Гениальных рассказов у него больше, чем слабых романов (что в случае с этим автором — то еще достижение), и даже в сборниках позднего Кинга встречаются мини-шедевры вроде «Дюны» или «Герман Вук все еще жив». Повести у Кинга обычно не получаются — там уже нужно строить, а не выдумывать сюжет, но в сборник Skeleton Crew вошло единственное удачное исключение, бессюжетная повесть-ситуация The Mist («Туман», «Мгла»), о достоинствах которой я уже рассказывал в обзоре неудачного сериала по ее мотивам.
Кроме «Мглы» в Skeleton Crew (название сборника на русский адекватно не перевести, оно означает «работа неполным составом» и отсылает к названию первого сборника Кинга «Ночная смена») вошел единственный научно-фантастический рассказ этого автора, The Jaunt («Долгий джонт»). Обязательно прочитайте, это образец того, как без всякой подготовки можно написать интересное фантастическое произведение (которое, впрочем, отвергли все американские НФ-журналы).
The Raft («Плот») — очень жуткая история про школьников, застрявших на плоту посреди озера с плотоядным пятном-убийцей. Survivor Type — самый оригинальный рассказ Кинга, где речь идет о бывшем хирурге-социопате, после крушения круизного теплохода выброшенном на необитаемый остров с большим запасом контрабандного героина. Чтобы выжить, герою приходится начать есть самого себя. Повествование ведется от первого лица.
«Долгий джонт»:
Виктор Карун вернулся в лабораторию, пошатываясь от возбуждения. По дороге из зоомагазина, где он, потратив последние двадцать долларов, купил девять белых мышей, Карун дважды чуть не врезался в столб. Осталось у него всего лишь девяносто три цента в кармане и восемнадцать долларов на счету в банке, но он об этом не думал.
The Jaunt:
Виктор Карун вернулся в лабораторию, спотыкаясь от лихорадочного возбуждения. Теперь он понимал, как чувствовали себя Морзе, и Александр Грэм Белл, и Эдисон… но его изобретение было важнее, чем все их, вместе взятые, и дважды он почти разбил грузовик по дороге из зоомагазина в Нью-Пальтце, где он потратил последние двадцать долларов на девять белых мышей. Все, что у него оставалось, это девяносто девять центов в правом переднем кармане и восемнадцать долларов на банковском счету… но он об этом не думал. А если бы и подумал, его бы это точно не стало волновать.
5. It («Оно») 1986
Единственный удачный опыт Кинга в столь обожаемой им сверхкрупной форме: в романе «Оно» 1138 страниц. Кингу очень легко нагонять большие объемы, поэтому он ошибочно считает, что у него получаются эпосы вроде The Stand (823 страницы). На самом деле 90% текста в его больших книгах — вода, халтура, пережевывание того же материала, который автор уже сумел передать и объяснить на первых страницах, это разросшиеся до чудовищно крупных размеров рассказы-мутанты.
В «Оно» сюжета тоже на рассказец: семерка школьников выясняет, что под их злополучным маленьким городком обитает древнее чудовище, спускается в канализационный коллектор и совместными усилиями побеждает это существо. Но через 27 лет оно возвращается снова… Это, мягко говоря, не детектив, и чтобы рассказать историю о конфликте Ричи, Билла, Беверли, Майка, Эдди, Бена и Стэна с Пеннивайзом, совсем не обязательно было на протяжении 1000 страниц настолько глубоко вдаваться в географию, социологию и историю города Дерри (который у Кинга получился реальнее многих действительно существующих населенных пунктов).
С технической точки зрения такой подход к материалу легко объясним: Кингу надо было каждый день чем-то нагонять свою писательскую «норму» в 2000 слов (не ради денег, ради собственного развлечения). Но в данном конкретном случае объем получился оправданным: все эти страницы уходят на то, чтобы передать особенное мировосприятие ребенка. Дети видят этот город совсем не так, как взрослые.
«ОНО»:
Ужас, продолжавшийся в последующие двадцать восемь лет, — да и вообще был ли ему конец? — начался, насколько я могу судить, с кораблика, сделанного из газетного листа и подхваченного дождевым потоком, который унес его вниз по водному желобу…
Кораблик кружился, переворачиваясь, уходил под воду и снова всплывал, устремляясь вниз по Витчем-стрит по направлению к светофору, который регулировал движение между улицами Витчем и Джексон. Все огоньки светофора были темные в эти дни осени 1957 года, так же, впрочем, как и дома. Дожди не прекращались уже неделю, а два дня назад начались еще и сильные ветры. Большинство районов Дерри лишились электроэнергии, и ее не успели подать.
It:
Ужас, который не кончится следующие двадцать восемь лет — если он вообще когда-нибудь кончился, — начался, насколько я знаю или могу сказать, со сделанного из газетного листа кораблика, плывущего по переполненному дождем водостоку.
Кораблик подпрыгнул, накренился, выправился, храбро преодолел предательские водовороты и продолжил путь по Уитчэм-стрит к светофору на перекрестке Уитчэм и Джексон. Три линзы по вертикали на всех сторонах светофора не работали этим осенним вечером 1957 года, и дома вокруг тоже были темны. Дождь постоянно шел уже неделю, и два дня назад начался сильный ветер. Большинство районов Дерри тогда осталось без электричества, и его подачу до сих пор не восстановили.
Взрослые жители Дерри до того привыкли к ужасным катастрофам, расизму, сексизму, гомофобии, религиозному фанатизму и прочим прелестям маленького американского городка середины 50-х годов, что они этого всего просто не видят — как не видят разгуливающего по улицам Дерри клоуна-убийцы, одного за другим забирающего их детей. Но все это видят — и очень болезненно воспринимают, — сами дети, и монументальный труд Стивена Кинга — вовсе не о борьбе с каким-то чудовищем, а о преодолении собственных провинциальных корней и навязанных в детстве стереотипов. Это самая универсальная его история, близкая и полезная не только и не столько американским читателям, и именно успехом «Оно» во многом определяется всемирная слава Кинга.
Конечно, можно было написать такое же количество страниц на эту тему вообще без всяких ужасов и сверхъестественных элементов — но, как доказывает повесть The Body из очень слабого сборника Different Seasons, в этом случае у Кинга быстро кончился бы заряд. «Сегодня я буду писать про детей, охотящихся на монстра в канализации» — это все-таки интереснее, чем «сегодня я буду писать про детей, решивших построить запруду».
4. The Dead Zone («Мертвая зона») 1979
«Мертвая зона» — единственный у Кинга удачный сюжетный роман. Это не роман-ситуация с небольшим количеством действующих лиц, это очень сложная история, действие которой разворачивается на протяжении десятилетий. Второстепенные герои тут — представители самых разных слоев населения США, дело происходит по всему американскому Среднему Западу. В общем, перед нами настоящая литература, произведение, рисующее портрет своей эпохи с такой же четкостью, как это делают «Двенадцать стульев», «Над пропастью во ржи» или «Анна Каренина».
Почему у Кинга получилось? Потому что в «Мертвой зоне» он оперся на свои самые сильные писательские навыки: мастерство создания интересных ситуаций и умение быстро и качественно рассказывать короткие истории с началом, серединой и концом. «Зона» — это классический «роман эпизодов», череда кинговских новелл, нанизанных на мощнейшую идею: что если простой школьный учитель из штата Мэн после автомобильной аварии получил бы способность узнавать о людях все по одному прикосновению?
«Мертвая зона»:
Ко времени окончания колледжа Джон Смит начисто забыл о падении на лед в тот злополучный январский день 1953 года. Откровенно говоря, он забыл об этом еще в школе. А мать с отцом вообще ничего не знали.
Дети катались на расчищенном пятачке Круглого пруда в Дареме. Мальчишки повзрослей гоняли шайбу старыми клюшками, обмотанными клейкой лентой, воротами служили старые корзины из-под картофеля. Малыши, как водится, вертелись тут же, коленки у них смешно вихляли. Все выпускали в двадцатиградусный морозный воздух клубочки пара. У кромки расчищенного льда горели, чадя, две автомобильные покрышки; неподалеку сидели кучкой родители, наблюдавшие за детьми. До эпохи снегомобилей было еще далеко, и люди зимой предпочитали размяться на свежем воздухе, а не возиться с бензиновым мотором.
The Dead Zone:
К тому времени, как он окончил колледж, Джон Смит полностью позабыл о том, как упал на льду в январе 1953 года. Если честно, он с трудом вспомнил бы о падении к окончанию пятого класса. А его мать с отцом вообще об этом ничего не знали.
Они катались на очищенной от снега части Круглого пруда в Дархэме. Старшие мальчики играли в хоккей старыми, замотанными изолентой клюшками, роль ворот исполняли две корзины из-под картошки. Дети помладше просто возились рядом, как это делали младшие дети с незапамятных времен, их лодыжки комично гуляли туда-сюда на коньках, в минус семь в холодный воздух шел пар изо ртов. В одном углу расчищенного катка коптили две подожженные покрышки, и группа родителей сидела неподалеку, наблюдая за детьми. До эпохи снегомобилей было еще далеко, и зимой люди развлекались, упражняя собственный организм, а не двигатель внутреннего сгорания.
Первую половину книги «Зона» честно и качественно отрабатывает эту идею. Джон Смит «читает» врачей, попадает в неприятности с таблоидами, вынужден стать отшельником и затворником. Джон Смит помогает шерифу из злополучного маленького городка Касл-рок поймать маньяка-душителя (потрясающее задуманный и написанный эпизод, еще один шедевр Кинга в малой форме). Джон Смит подрабатывает частным преподавателем и спасает ученика от смерти в пожаре на выпускном. И так далее.
Но кажется, что в конце 70-х в Кинга ударила молния, потому что в первый и последний раз в жизни он нашел не только идею, по которой можно писать книгу, пока она не выдохнется, но и развитие этой идеи. Что если Джон, после всех этих приключений, так или иначе подтвердивших его способности… что если он смеха ради отправится на выступление скандального американского политика? Ведь что делают политики после своих выступлений? Пожимают людям руки.
И что если во время этого рукопожатия наш Джонни увидит неминуемую ядерную войну?
3. Night Shift («Ночная смена») 1978
Лучший сборник рассказов Стивена Кинга — а значит, лучший сборник рассказов, когда-либо опубликованный на планете Земля. До того, как стать знаменитым романистом, Кинг больше десяти лет зарабатывал на жизнь публикацией рассказов в «мужских журналах» («Карниз» и «Дети кукурузы» впервые вышли в Penthouse), где его произведениям нужно было проходить жесткий редакторский отбор. Чтобы выжить самому и прокормить молодую семью, Стивену Кингу пришлось научиться хорошо и коротко писать. В результате качество у ранних рассказов Кинга невероятно высокое.
В «Ночной смене» нет ни одной проходной вещи, и даже простое перечисление сюжетов напомнит вам о самых выдающихся произведениях Кинга:
- работяги, которых нанимают чистить подвал текстильной фабрики, подвергаются нападению гигантских крыс
- в огромную гладильную машину из прачечной вселяется демон
- после убийства игрушечного магната профессиональный киллер отражает нападение игрушек с его фабрики
- грузовики восстают против людей
- давно мертвые школьные хулиганы возвращаются в виде новых учеников
- человеку предлагают $20 тысяч и жизнь, если он обойдет по карнизу этаж небоскреба
- мафия решает заняться отучением людей от курения
- оставшиеся без взрослых дети в захолустной Небраске начинают поклоняться обитающему в кукурузном поле монстру
«Карниз»:
— Положеньице, да? С вашего позволения я обрисую ситуацию. Вы и моя жена полюбили друг друга. У вас начался роман… если можно назвать романом эпизодические ночные свидания в дешевых мотелях. Короче, я потерял жену. Зато заполучил вас. Ну а вы, что называется, угодили в тиски. Я верно изложил суть дела?
— Теперь я понимаю, почему она от вас устала, — сказал я. К моему удивлению, он расхохотался, даже голова запрокинулась.
— А знаете, вы мне нравитесь. Вы простоваты, мистер Норрис, и замашки у вас бродяги, но, чувствуется, у вас есть сердце. Так утверждала Марсия. Я, честно говоря, сомневался. Она не очень-то разбирается в людях. Но в вас есть какая-то… искра. Почему я и затеял все это. Марсия, надо полагать, успела рассказать вам, что я люблю заключать пари.
The Ledge:
— И вот в этом все и дело, не так ли? Перечислить основные моменты? Вы с моей женой влюбились друг в друга. У вас был роман… если вы хотите так называть серию встреч на одну ночь в дешевых мотелях. Жена от меня ушла. Но у меня есть вы. И вы попали в, что называется, ситуацию. Я адекватно все подытожил?
— Понимаю, почему вы ей надоели, — сказал я.
К моему удивлению, он запрокинул голову и расхохотался.
— Вы знаете, вы мне нравитесь, мистер Норрис. Вы вульгарны, и вы бездельник, но вы так просто не сдаетесь. Марсия говорила, что не сдаетесь. Сам я сомневался. Она плохо в людях разбирается. Но в вас есть определенная… жажда жизни. Вот почему я все подготовил именно так. Не сомневаюсь, что Марсия вам говорила, как я люблю заключать пари.
2. The Running Man («Бегущий человек») 1982
Этот написанный за неделю роман — как натянутая струна, ВТОРОЕ самое остросюжетное произведение в крупной форме из когда-либо созданных.
С того момента, как Бен Ричардс выходит из квартиры, чтобы ради больной дочери принять участие в Играх, его жизнь может оборваться в любой момент, на любой странице. Его может убить случайно проезжающая мимо банда байкеров. Его могут завернуть на любом из этапов отбора кандидатов в Игры, и тогда Ричардса на улицах ничего хорошего не ждет. Если Ричардса признают пригодным для участия, это тоже трудно назвать победой: ведь Игры — это крайне жестокие реалити-шоу, в самом безобидном варианте которых человека с больным сердцем заставляют двигаться по беговой дорожке, отвечая на вопросы, а скорость дорожки и сложность вопросов постепенно увеличиваются.
Наконец, Ричардс может успешно пройти все тесты и попасть в самое главное шоу, «Бегущий человек», на фоне которого все предыдущие испытания покажутся детским лепетом. Условия просты: участник скрывается где-то в США, за ним гонится команда профессиональных охотников. Если Ричардс продержится 30 дней, он получит 1 миллиард новых долларов. Если охотники догонят, они его убьют.
«Бегущий человек»:
В белом свете, падающем из окна, она всмотрелась в градусник. За ее спиной, под моросящим дождем, другие дома Ко-Оп-Сити высились словно серые тюремные башни. Ниже, в узком колодце между стенами, качались на ветру веревки с выстиранными обносками. В кучах мусора рылись крысы, не обращая внимания на разожравшихся дворовых котов.
Она взглянула на мужа. Тот сидел за столом, вперившись в экран фри-ви. Теперь он не отрывался от экрана неделями. Что-то в нем изменилось. Раньше-то он не жаловал фри-ви, просто ненавидел. Разумеется, в каждой квартире Развития стоял фри-ви, так требовал закон, но его не запрещалось выключать. Законопроект об обязательных благах 2021 года провалился, недобрав шести голосов до необходимых двух третей. И прежде они никогда не смотрели фри-ви. А вот после того как Кэти заболела, он увлекся викторинами и играми, сулившими победителям крупные выигрыши. Ее это пугало.
The Running Man:
Она щурилась, глядя на градусник в белом свете, падающем из окна. Позади нее, в мороси, другие высотки Кооп-сити росли в небо как сторожевые вышки в тюрьме. Внизу, в вентиляционном колодце, колыхалось истрепанное белье на веревках. Крысы и жирные уличные коты шевелились в мусоре.
Она посмотрела на мужа. Он сидел за столом, глядя во фривизор со спокойной, отрешенной сосредоточенностью. Он смотрел фри-ви уже несколько недель. Он ненавидел фривидение, всегда терпеть не мог. Конечно, в каждой квартире в Проекте стояло фри-ви — таков был закон, — но их все еще не запрещалось выключать. Закон об обязательном благообеспечении 2021 года не добрал шести голосов до необходимого большинства в две трети. Обычно они никогда фри-ви не смотрели. Но с тех пор, как Кэти заболела, он смотрел передачи с самыми большими денежными призами. Ее от этого переполнял тошнотворный ужас.
Фактически перед нами более умело написанная версия «Долгой прогулки»: те тоталитарные США, которые когда-то представлял себе озлобленный войной во Вьетнаме юноша, теперь показаны глазами взрослого человека, всеми фибрами души предчувствующего наступление эры реалити-телевидения. Как и «Долгую прогулку», Кинг опубликовал «Бегущего человека» под псевдонимом Ричард Бахман.
1. Misery («Мизери») 1987
Как можно было написать роман, в котором градус сюжетного напряжения выше, чем в «Бегущем человеке»? Стивен Кинг сумел это сделать — причем в данном романе ему не понадобились тоталитарные США и эпичная гонка через всю страну. Наоборот, большая часть действия происходит в одной комнате: спальне, в которой лежит попавший в автомобильную аварию писатель. Но его, как и героя «Бегущего человека», в любой момент могут убить…
В «Мизери» бедный Кинг, по мере сил пытавшийся создавать качественные художественные произведения во мраке алкогольной и наркотической зависимости, воплотил свое стремление писать хорошо в образе Энни Уилкс, бывшей медсестры, очень любящей цикл любовных исторических романов о Мизери Честейн. Когда Энни узнает, что в конце последнего романа Мизери умирает, она от этого не в восторге. Но, в отличие от всех остальных литературных фанатов в ее ситуации, Энни может что-то сделать по этому поводу. У нее в спальне как раз лежит сломавший ногу Пол Шелдон, которого она подобрала на заснеженной дороге после автомобильной аварии…
«Мизери»:
1
Йерннн коричневый ухмнннн
Фэйунннн
Вот такие звуки: даже в дымке.
2
Но иногда звуки — как и боль — отступали, и оставалась только дымка. Он помнил темноту: дымке предшествовала плотная темнота. Означает ли это, что состояние его улучшается? Он видит свет (пускай сквозь дымку), а свет — это хорошо, и т. д, и т. п., так? А во тьме были эти звуки? Он не знал ответов на эти вопросы. Есть ли смысл спрашивать? И на этот вопрос он не знал ответа.
Misery:
1
нмммр диииин вшшша нммммр диннннн
фнааатка
Эти звуки: даже в тумане.
2
Но иногда звуки — как и боль — уходили, и тогда была только дымка. Он помнил тьму: твердую тьму перед туманом. Значило ли это, что ему становится лучше? Да будет свет (пусть даже дымчатый), и свет хорош, и так далее и тому подобное? Существовали ли эти звуки в темноте? Он не знал ответов. Был ли смысл задавать вопросы? Тут ответа он тоже не знал.
Постепенно выясняются две страшных вещи — и трудно сказать, какая из них ужасает больше.
- Энни Уилкс — самая результативная маньяк-убийца в творчестве Кинга, умертвившая огромное количество людей, включая стариков и младенцев
- у нее есть литературный вкус
Чтобы выжить, накачанному обезболивающими Полу Шелдону нужно написать не просто роман про Мизери… а очень хороший роман!
