Рецензия на «Связанные насмерть»: какой получилась реанимация культового фильма Кроненберга

Недавно на Amazon Prime вышел сериал «Связанные насмерть» (Dead Ringers) — феминистический ребут фильма Дэвида Кроненберга, который был снят по мотивам новеллы Бари Вуда и Джека Гисланда. Сериал наследует от оригинала лишь части, формируя иное целое. Вместо Джереми Айронса — Рэйчел Вайс, братьев сменили сёстры-близняшки, боди-хоррор — этические ужасы, а сложное психологическое погружение во внутренний мир героев — вязкая драматургия. О неудачах и удачах сериальной адаптации рассказывает редактор «Канобу» Карина Назарова.

Новый взгляд на оригинал

«Связанные насмерть» Дэвида Кроненберга — хирургически виртуозно сшитая пьеса, препарирующая человеческую идентичность. В центре сюжета именитые гинекологи — братья Беверли и Элиот Ментал, создавшие экспериментальные методы лечения женской репродуктивной системы. В кульминации сценария — фантазматическая трагедия о распаде души, привязанности и саморазрушении. В сериальной адаптации от Элис Бирч, сценаристки сериалов «Наследники» (Succession) и «Нормальные люди», представлен иной подход к истории.

Поэтому изменился и стиль репрезентации. Кроненберг визуализировал монструозность маскулиности, гинекологии и процесса родов с помощью средств искусства — его братья Ментал взамен медицинским хирургическим инструментам создали инсталляцию из жутких и холодных био-технических щипцов, напоминающих части ракообразных животных, которые предназначены для проникновения в женское тело и зловещих манипуляций с его внутренностями.

У Элис Бирч на месте кроненбергских боди-хоррор элементов появляется реальность: литры крови, выпавшие из влагалищ эмбрионы на крупном плане, разрезы на женском теле. Всё это с одной стороны объединяет оригинал общим интересом к формализму и раскрепощённому показыванию табу, но с другой — позволяет сериалу пойти по другому пути. Бирч интересует не эстетика боди-хоррора, а научно-фантастическое размышление о женском теле, медицине и техническом прогрессе, который оборачивается тревожным ознобом.

Сюжет и форма: две сестры — одна идентичность

Сёстры-близнецы Беверли и Элиот Ментал неразлучны. Одна не представляет себя без другой, они обе не чувствуют почвы под ногами в отсутствии зеркала-близнеца. Повзрослев, Беверли и Элиот продолжают жить вместе, деля на двоих роскошные апартаменты, любовные связи и общие желания. Они вместе плывут в одном карьерном русле, устают от неблагодарного труда в стенах надзирающей и контролирующей клиники. Не выносят придуманные врачами-мужчинами гинекологические практики, которые идут вразрез с женским телом, игнорируют хрупкость органов, принимают чудо рождения и ужас материнского опыта за биологический процесс и надуманную конструкцию.

Их мечты приводят героинь за стол переговоров с Ребеккой Паркер (Дженнифер Эль). Ребекка — богатая и влиятельная женщина с большой семейной родословной. Семья Паркер в прошлом ответственна за опиоидный кризис в США, а сейчас является владелицей внушительных активов в сфере медицины и фармакологии. Несмотря на тесную связь с идеей исцеления человека, Паркеры — не гуманисты, а свирепые хищники-капиталисты.

Встреча с семейкой на званном ужине становится одним из немногих поворотных событий в отношениях сестёр Ментал и одной из самых удушающих сцен всего повествования. Карикатурные Паркеры говорят какую-то бессмыслицу, олицетворяя собой всё плохое, чем прославился капитализм — эти люди решили, что в праве двигать прогресс куда им вздумается, переписывать мораль, раздвигая её границы до чудовищных пределов. Неудивительно, что именно Элиот становится их любимой сестричкой Ментал.

Беверли может показаться слишком наивной. Она стремится обеспечить женщинам безопасность и комфорт на каждом этапе беременности и родов. Элиот больше склонна к холодным лабораториям и зловещим экспериментам. Она удивляет Паркеров своим влечением к незаконным медицинским практикам, например, созданию дитя в пробирке и выращивания его в искусственной утробе. Или омоложению женского организма с помощью хирургических реконструкций репродуктивной системы; ускорению развития плода в утробе; список её идей бесконечен, как бесконечно и её безумие.

Визуально в сериале сохраняется цветовая палитра и экспозиционность Кроненберга. Как и в оригинале, сёстры Ментал из процедуры рождения и лечения женского тела создают спектакль, который могут посмотреть все желающие. Но сёстры уходят дальше своих братьев-прототипов, позволяя беременным женщинам самим конструировать сцену рождения, выбирать свой собственный сеттинг: будь то пространство дикой природы или родильная палата, где нет никаких трогающих тело медсестёр или врачей, а есть одиночество и спокойствие.

Сёстры Ментал — это действующие одновременно Доктор Джекилл и Мистер Хайд. Одна добра и нежна, другая — порочна и эгоистична, обе делят одно тело на двоих, и каждая в тайне мечтает избавиться от другой.

Что рушит впечатление от просмотра?

Красной линией сквозь всё повествование лежит идея материнства. Беверли хочет родить дитя, Элиот хочет создать идеальных близнецов с помощью науки. Но в сериале этому решению не хватает изящества, лаконичности. Все желания, страхи, потери и трауры не проживаются героинями до драматических пределов, а наспех сменяют друг друга. Остаётся впечатление нереализованности изначального классного потенциала.

Невзирая на довольно плотную сюжетную линию сестёр Ментал, в мир их материнского повествования вклиниваются ещё две женщины. Элис Бирч показывает послеродовую депрессию матери сестёр Ментал, предлагая зрителю законченный образ бэкграунда детства героинь. У Кроненберга это выполнено с большим стилем и разумностью. Его братья Ментал появились словно из неоткуда, всё, что мы могли узнать об их развитии — это пара коротких сцен из детства, в которых братья читают книжки по женской анатомии. У них нет никаких матери или отца.

Вторая женская фигура — это помощница сестёр Грета (Поппи Лю), которая не знала свою мать и теперь маниакально прокладывает путь к её постижению через искусство, слежку и подглядывание за сёстрами и их матерью. Ей становится интересен опыт зарождения жизни, поэтому героиня собирает биологический материал Беверли по заказу Элиот, чтобы вторая смогла соорудить из него полноценное дитя.

Два этих второстепенных женских персонажа не привносят в повествование никакой драматургической свежести, а остаются скорее очередным формальным элементом, который только перегружает сюжет ненужными ответвлениями, тормошит общий тон и настроение сериала неуместным срезом травматичного детского опыта — в общем, снимает ответственность за жестокость и ненормальность с сестёр или с Греты и переносит на их присутствующих и отсутствующих матерей. Зачем феминистической ревизии Кроненберга был нужен такой обвинительный жест в сторону материнской фигуры — неясно.

Итог

Текст Элис Бирч получился очень густым и навязчивым. В нём слишком много ненужных деталей и слов, которые, несмотря на всю выразительность, словно не добавляют шоу глубины. Будь то приставучий звонок телефона, который целый финальный эпизод создаёт невыносимый шум в качестве буквальной метафоры разрыва двух сестёр Ментал. Однотипные выяснения отношений и повторения одних и тех же эмоциональных сцен только останавливают развитие истории. Саспенс-линия, которая начинается с первых минут шоу, к середине успевает растерять всю напряжённость, зато к финалу резко удивляет непредсказуемым твистом.

Но, признаться, за историей на каждом этапе интересно следить, пусть и приходится пробираться сквозь толщи драматургических нагромождений закадрового голоса бесконечных нервных срывов. Успех сериала в его визуальной зрелищности — и в этом заслуга режиссёров, работы операторов Джоди Ли Лайпса и Лоры Мерианс Гонсалвес, монтажного цеха и департамента цвета. Их совместная работа позволила воплотить текст Бирч в смелую, экспрессивную и зачастую пугающую оболочку из плоти и крови, экзистенциальных ужасов и чувства вины, дихотомии жизни и смерти.