The Forest — записки из мертвого леса

Крушение

Когда динамик с треском стал передавать слова пилота о турбулентности, самолет уже порядком трясло, и через пару минут мы начали падать. Я успел обнять сына, следом — темнота. Помню, что на мнгновение пришел в себя и увидел кого-то: жуткая, вымазанная в грязи фигура взяла Тимми на руки и ушла. Не было сил двигаться и кричать.

Прошли часы (дни?), прежде чем я снова очнулся и смог наконец подняться на ноги. Похоже, самолет разорвало пополам еще в воздухе, и где находился нос судна, сказать было сложно. Хвост же, где располагались наши с Тимми места, рухнул посреди леса. Все это, правда, не отвечало на сотню других вопросов. Как мне удалось выжить? Что за таинственная фигура, и куда она забрала моего сына? Где другие пассажиры? Что это вообще за лес, черт возьми?

Понадобилось время, чтобы вернулась способность мыслить. Я выбрался из самолета и принялся ходить вокруг — хотелось выкрикнуть имя сына и позвать на помощь, но в горле пересохло, так что удалось только просипеть что-то невнятное. Да и не было никого видно поблизости: вокруг обломков самолета валялись чемоданы, но их владельцы куда-то исчезли. Подумалось, что они ушли вглубь леса, и поэтому мне оставалось только пойти за ними. Из хвостовой части я забрал свой рюкзак, там же отыскал топорик — без него пробираться через густой лес было бы сложнее.

Неподалеку от места крушения трава была немного примятой — если кто-то и выжил, то он ушел в лес этой дорогой.

Ночь

Ума не приложу, как далеко мне удалось уйти от самолета, но других людей я так и не встретил. Идти дальше не было смысла — сказывалась усталость, мучила жажда, ныл пустой желудок. Надо было разбить лагерь и развести костер, потому что до ночи оставалось всего несколько часов. Становилось холоднее.

Вокруг меня на несколько сотен метров во все стороны росли десятки деревьев, высокая трава и какие-то ягоды — отыскать место удобнее было бы сложно. Топором я срубил два высоких дерева, наломал немного веток и поел ягод, от которых тут же скрутило живот и вырвало. Пробовать что-то еще смелости не хватило, хотя вокруг было полно неизвестных грибов.

Срубленные деревья я разрубил на несколько более или менее ровных бревен. Из них, а еще из прутьев и камней затем построил небольшой навес — что-то вроде деревянной палатки, в которой можно было провести ночь. Рядом сложил ветки и листья, чтобы развести костер — благо, в рюкзаке лежала зажигалка, потому добывать огонь словно пещерный человек не пришлось.

В общем, жизнь стала налаживаться, если этой фразой хоть как-то можно описать то, что происходило со мной все эти дни. У огня было тепло, под навесом — сравнительно уютно, и даже удалось добыть еду. Никогда раньше я не охотился, но все когда-то бывает впервые. В тот день, например, я впервые убил кролика: зарубил его топором и неловко разделал тушку, а потом поджарил мясо на костре. Воды, впрочем, так и не нашлось, и пришлось через силу проглатывать сухие куски.

Потом стемнело. Засыпать посреди незнакомого леса было страшно, но усталость сделала свое дело — только я лег под навес из бревен и закрыл глаза, как сразу же уснул. Разбудил меня странный шелест позади навеса. Было темно и жутко, я понятия не имел, что мне делать и чем отбиваться от вероятных недоброжелателей. Руки бешено тряслись, но мне удалось нащупать зажигалку, зажечь огонь и разглядеть в темноте в нескольких метрах от лагеря нечеловеческие глаза.

Это был молодой олень. Он, вероятно, напугался больше моего и резко рванул с места через секунду после того, как я щелкнул зажигалкой. Больше в ту ночь незванных гостей в лагере не было.

Спуск

На утро я пошел искать воду. Минут через десять наткнулся на лагерь других выживших — это был какой-то кошмар. Четыре разорванные снаружи палатки, давно потухший костер и изуродованные тела тех, кто вчера летел со мной одним рейсом. Кто же мог сотворить такое?

Погибшим уже нельзя было помочь, да и мириться с такой же участью мне не хотелось. Я осмотрел палатки и нашел вещи, которые помогли мне протянуть в этом ужасном месте еще немного. В чемоданах лежали спортивные стрелы, кое-где на земле валялись бумажные деньги — подходящее топливо для костра. Еще в одной из палаток я отыскал несколько банок с газировкой — не лучший вариант для моего обезвоженного организма, но выбирать не приходилось.

Самой ценной находкой, впрочем, оказалась не вода, а бытовой хлам вроде скотча, веревок и резинок. Я срубил ветку покрепче, подровнял ее и сделал лук. Крайне сомнительное вышло оружие, но с одним лишь топором бродить по лесу было опасно.

Еще через несколько сотен метров я вышел на песчаный берег и с ужасом подумал, что самолет, скорее всего, рухнул на острове. На берегу были установлены странные деревянные конструкции — что-то вроде гнезд на высоких столбах. Вдалеке находились грузовые контейнеры, судя по всему, выброшенные на сушу после кораблекрушения. Если это и впрямь остров, то явно обитаемый — причем живут на нем какие-то обезумевшие дикари. Один из таких и забрал Тимми из самолета. Кто знает, что у них на уме — надо было как можно скорее отыскать сына.

Сухость в горле вновь напомнила о проблеме с водой. На берег выползли морские черепахи, и я решил, что их панцири сгодятся в качестве емкости для сбора дождевой воды. Когда оказываешься в такой ситуации, моральные принципы отсупают на второй план. Мне хотелось жить, хотелось найти сына — и если две убитые черепахи были тому ценой… что ж, пусть так.

Пещера

Возвращаясь вчера с берега, я набрел на ущелье, куда можно было спуститься по заботливо оставленной кем-то веревке. Делать это я, конечно, не стал — тем более что уже стемнело. Рядом с навесом из бревен в лагере я построил из веток нечто вроде постамента для панциря, нарубил побольше бревен, чтобы потом построить избу, и сел греться у костра.

Ночью шел дождь, и панцирь наполнился водой — с этим мне повезло. Не повезло, правда, с тем, что вся одежда промокла, поэтому с утра пришлось развесить ее на прутья и дождаться, пока высохнет. После этого я снова пошел в лес, но уже в другую сторону. Была еще надежда встретить разумных людей и обрести шанс на спасение.

Оказалось, что в двадцати минутах ходьбы от моего лагеря находился огромный котлован. Такие ямы обычно роют на угольных разрезах, но здесь, разумеется, никакой техники не было. Только я подумал, что ступать надо аккуратнее, как услышал за спиной безумный вопль. Это был один из дикарей, с ног до головы перемазанный в крови и грязи. Он бросился на меня с криками, но удар топором без труда остановил безумца.

Неподелку от этого места находилась пещера, у входа в которую я застыл от страха. Одного из пассажиров аборигены посадили на кол и запихали в род бедняге его мобильник. Еще одно тело в неестественной форме проткнули палками, другие обгорели — похоже, их сожгли заживо. У некоторых тел не хватало конечностей, одну из отрубленных ног я нашел у жуткого тотема с черепами.

Внутри пещеры было еще одно тело — из него дикари сделали другой тотем, привязав к голове пассажира поломанный фотоаппарат. Рядом лежал кусочек бумаги, на котором была нарисована жуткая фигура с оторванной головой в руках. Наверняка это рисунок Тимми! Значит, мой сын все еще жив — нужно скорее найти его и убраться из этого проклятого леса.

Добежав до своего лагеря, я чуть не сошел с ума — навес был сломан, остатки потухшего костра — разбросаны по всему лагерю, а рядом стояли два дикаря. Значит, нашли место моего ночлега. В этот раз я окончательно убедился, что убить людоедов проще простого — у них нет никакого инстинкта самосохранения, и они прут на свою добычу, невзирая на то, что эта добыча вооружена топором.

Когда с дикарями было покончено, я поскидал вещи в рюкзак, взял топор, закинул на плечо лук и побежал в сторону жуткой пещеры — от нее хотел уйти дальше в лес, где могло быть еще больше аборигенов, а где-то, рядом с ними — и Тимми.

Это последняя запись — свой дневник я оставлю под камнем рядом с лагерем. Если окажетесь здесь и найдете его, то он поможет не совершить многих моих ошибок.