Рецензия на хоррор «Два, три, демон, приди!» — хит студии A24 о призраках, травмах и мёртвом кенгуру
Благодаря кинопрокатной компании «Атмосфера кино» в российских кинотеатрах с 10 августа можно будет увидеть один из лучших фильмов ужасов последних лет — «Два, три, демон, приди!» от братьев-австралийцев Дэнни и Майкла Филиппу, авторов YouTube канала RackaRacka. Фильм спродюсировала студия A24, а премьера состоялась на фестивале «Санденс». Редактор «Канобу» Карина Назарова объясняет, как этот хоррор, не переворачивая правил жанра, маневрирует современными трендами постхорроров и классическими приёмами ужасов.
О чём размышляет и чем пугает это кино?
Группа тинейджеров вместо наркотиков использует духов: на вечеринках они собираются в круг, зажигают свечу, привязывают сверстника к стулу и снимают на телефон viral видео, как он пожимает проклятую руку мумии и произносит «поговори со мной» (talk to me). Перед глазами произносящего предстаёт призрак, а далее можно приступить к инъекциям: с фразой «я впускаю тебя» (I let you in) мерзкое приведение окажется внутри и начнёт творить разную дичь сквозь новое тело. Пока просмотры растут, а желающих попробовать новое развлечение становится всё больше, каноны жанра дают о себе знать — игры с загробным миром всегда заканчиваются трагедией. Но подросткам всё равно на предупредительные знаки, они продолжают тревожить злые силы.
В оригинале «Два, три, демон, приди!» звучит как «Talk To Me» — «Поговори со мной». В этой фразе есть очень важное означаемое, утраченное в адаптации, — в ней слышится желание близости, грустное требование и даже мольба. Есть и лёгкая доля испуга не получить ответа, остаться незамеченным призраком. Именно этот универсальный страх одиночества в хорроре братьев Филиппу запускает всю машину ужаса. Вторым механизмом становится чувство вины — оно здесь пострашнее монстра из преисподней.
Главная героиня 17-ти летняя Мия два года назад потеряла мать и с тех пор одержима вопросом: была ли её смерть случайностью или самоубийством, есть ли в этом её вина? Траур превратил Мию в аутсайдерку, с ней рады тусоваться только подруга Джейд и её младший брат Райли, остальные за глаза считают её «прилипалой», требующей внимания и портящей вайб. В чём-то они правы — уязвлённое эго героини выпускает споры её негативных чувств в окружающее пространство, скоро виноватыми будут все, а трагедия девушки станет всеобщей.
Одиночество и сломленность Мии режиссёры рисуют пунктиром, яркими и тихими сценами, доказывая, что внутренняя боль может протекать в беззвучном режиме и лишь иногда колким движением пронзать сознание и овладевать всем телом. Травма становится реальной, когда героиня вспоминает страшный сон, в котором она — существо без физического отражения. Её тревожит, когда звонит отец в надежде с ней поговорить, она сразу бросает трубку. Боль даёт о себе знать, когда Мия и Райли встречают на дороге сбитого кенгуру, воющего в агонии. Его образ заставляет девушку задуматься о безразличии мира к страданиям одного, почувствовать зловещее беззвучие столь громкого крика.
Каждый кадр фильма погружает в волны интенсивных эмоций — от ужаса до стыда, от восторга до отвращения. Весь метраж чувствуешь себя подростком и испытываешь все неудобные возрасту состояния. Аффективными становятся даже самые умиротворённые эпизоды, наполненные синим блюзом дождя, расплывающимся тенями по улыбке героини, или уютом девчачьей подростковой комнаты.
Но в знакомых сердцу сценах юношества нет ностальгического настроения, скорее безупречно вскрытые нервы взросления, как самого потустороннего этапа жизни, когда ты уже не мал умом, но недостаточно зрел, чтобы принимать взвешенные решения.
До события, которое трансформирует австралийскую подростковую драмеди в жуткий хоррор придётся немного подождать, собственно, как и тинейджеркам и тинейджерам нужно дождаться, пока родители лягут спать, и можно будет улизнуть из дома на вечеринку. Там сейчас творится полная жесть. Мия и Джейд смотрят хроники событий в соцсетях: сверстники с расширенными до глазных пределов зрачками психуют на камеру и сходят с ума — дело не в наркотиках, а в другом способе выбраться за лимиты тела и сознания.
Пожимая жуткую руку (отрубленную конечность не то мексиканского медиума, не то демона), исписанную заклинаниями, дети веселятся и кайфуют, впуская в себя склизкое душевное вещество. Джейд сторонится дурацкой забавы, а Мия напротив — один за другим принимает в своё тело гостей из загробного мира ради полутора минут чистого удовольствия и забвения. Сознание превращается в пассажира телесного локомотива, с упоением наблюдающим за тем, как плотью управляет другой.
Режиссёры сплели в одном жесте рукопожатия все триггеры жанра — от сексуального влечения до влечения к смерти, и нашли радикально новый ход. Они вывернули экзорцистский хоррор наизнанку: этим тинейджерам не нужен священник, чтобы изгнать демонов и духов, наоборот, им хочется впустить в себя всё больше и больше, а от себя оставить как можно меньше.
Пусть так, но призрачным зомби не хочется довольствоваться коротким телесным гостеприимством еле еле повзрослевших старшеклашек, им нужны новые души для загробных оргий. Желаемое сидит как раз рядом, брат Джейд, Райли, всё время таскается за сестрой на вписки, ему едва исполнилось пятнадцать. Заворожённый весельем крутых ребят, он, наперекор предостережениям, решает принять дозу призрака, но им, внезапно, оказывается мать Мии, готовая поговорить с дочерью из иного мира.
Как это сделано?
Владея искусством ютуб-продакшена и зная, как манипулировать современным зрителем, братья Филиппу часто используют привычные для себя выразительные средства: в фильме много юмора, динамичной музыки, камера всегда находится в движении и вращении, эпизоды одержимости соединяются клиповым монтажом. Но из этих виражей вырастает очень взрослое и тревожное кино.
В нём появляется неуместное в развлекательных видео чувство вины, которое обретает зримую тяжесть — замедленная съёмка, гул в ушах, закадровые плач и крик матери в трубку — ещё чуть-чуть и точка невозврата будет пройдена, останется только смыть кровь с ладоней пахучим мылом.
В экспозиции было так комфортно, что первый кульминационный плоттвист спровоцирует приступ паники. В противовес игривым вечеринкам Talk To Me ставит брутальность и откровенную жестокость. Когда тело одного из героев выйдет из-под его контроля и станет жертвой чужой материи, оцепенение, которое испытают неопытные наблюдатели в кадре, овладеет зрителем — мы уже там, внутри экрана, вместе с остальными одержимы физиологическим ступором и страхом.
В дебюте Майкла и Дэнни Филиппу нет больших экспериментов с формой ужасов: всё здесь сшито из знакомого любителям жанра материала. Однако эти швы ровно зарастают, растворяясь в структуре и содержании, заполняются символами, метафорами, травматическими повторениями. Повествование виртуозно зацикливается на самом себе, подтверждает все интуиции, объясняет все аллюзии, завершаясь пронзительным вздохом. Всё увиденное останется в памяти, а простые и даже поверхностные смыслы со временем расширятся вглубь.
Это кино обладает необычной чувственностью, схожей одновременно с «Оно» 2014 года и «Реинкарнацией». Но братья Филиппу не пытаются вписать своё творение в ряды «возвышенных» ужасов нового поколения. Скорее признаются жанру в любви и используют его стратегии ради очень личного высказывания, оформленного в метафорическую хоррор-поэзию — её ритм, рифмы, созвучия будут понятны всем на уровне чувств и тела. Разве не поэтично, что фразы «поговори со мной», «впусти меня», эти свидетельства одиночества, предназначаются здесь только мертвецам, злым духам, которые лаской, ложью, заботой и своим присутствием одновременно пугают и дают извращённое представление о близости — они-то всегда рядом, а где живые?