«Последние дни Нового Парижа» — ода искусству и нечто большее, чем просто отличный рассказ

Его автор — британский писатель-фантаст Чайна Мьевиль. Сам он называет жанр, в котором пишет, «странной фантастикой», и это вполне уместное словосочетания для его произведений. Дело в том, что он не ограничивает себя стандартными шаблонами литературы и дает волю фантазии, будто одержимый художник. Лучше всего это заметно по его описаниям городов, которые будто дышат инородной жизнью. При этом он еще активный и политический деятель, приверженец левых взглядов. Потому в его библиографии спокойно уживаются рядом работы с названиями «При столкновении двух равных прав: марксистская теория международного права» и «Вокзал потерянных снов».

Более подробно о «Вокзале» и его двух непрямых сиквелах, The Scar и Iron Council, действие которых происходит в той же вселенной Бас-Лаг, можно прочитать в тексте Александра Башкирова о фэнтези, которое можно считать литературой.

Марксистские убеждения автора прослеживаются и в «Последних днях Нового Парижа», однако на первое место в рассказе выходит проблематика сюрреализма. Необходимо уточнить, что же собой представляет этот термин. Ведь сейчас он стал эдаким синонимом всего необычного и непонятного, зачастую его употребляют не к месту и исключительно ради того, чтобы показаться умнее. На деле же все несколько сложнее.

Как течение сюрреализм зародился в начале XX века — из радикальных левых идей. Однако его приверженцы считали, что для настоящей революции необходимо первоначально совершить коренной переворот в своем сознании. Основоположником направления считается французский писатель и поэт Андре Бретон, сформулировавший основные принципы сюрреализма в своей работе «Манифест сюрреализма: Растворимая рыба». Потому и родиной течения считается Франция.

В работах этого течения сон смешивался с реальностью, объективность ставилась под сомнение, но субъективность уступала место реалистичным случайностям. Также постепенно начало придаваться большее значение не только смыслу, но еще и форме, что впоследствии вылилось в идеологию постмодернизма. Так, например, французский поэт Гийом Аполлинер в своем цикле «Калиграмм» совместил поэзию и живопись, а художник Макс Эрнст создал технику фроттажа, то есть перенесения рельефа объекта на требуемую поверхность при помощи натирающих движений карандаша.

То есть приверженцы сюрреализма не ставили себе за цель создать нечто как можно более вычурное. Немного наоборот, они использовали привычные образы и пытались увидеть в них нечто иное, чем принято обществом. Течение подразумевает бунт против обыденности, но боролись с ней не при помощи откровенной фантазии, а попытками использовать компоненты объективной реальности для создания не менее объективной случайности.

Потому человек, чье лицо скрыто за яблоком, но вы уверены, что он пристально на вас смотрит, — это сюрреализм, а ножка стула зигзагообразной формы, будто пытающаяся ухватить саму себя, — нет. При этом если ножка берется не в отдельности, а вместе со стулом, то это уже ближе к сути.

Материи тонкие и не самые простые для понимания, однако главный герой книги Тибо сумел бы с первого взгляда отличить настоящее искусство от жалкой халтуры. Вернее, он протагонист лишь одной из двух сюжетных линий. Первая разворачивается в оккупированном и блокадном Париже 1950 года. Согласно местной альтернативной истории, Вторая мировая сильно затянулась. Причиной послужил взрыв в столице Франции С-бомбы, из-за которой произведения искусства ожили и превратились в особых существ и предметы, объединенных общим названием — манифы, от французского слова manifestations, то есть «выражение» или «демонстрация». Более того, оккультные эксперименты привели немцев к успеху — им удалось вызвать демонов из Ада. И посреди этого хаоса Тибо в составе группы повстанцев «Рука с пером» пытается выжить и не позволить нацистам захватить особо опасные манифы.

Вторая сюжетная линия разворачивается в 1941 году. Ее главный герой — Джек Парсонс, прототипом для которого послужил реально живший инженер-ракетостроитель, химик и оккультист Джон «Джек» Уайтсайд Парсонс, чья жизнь и гибель покрыта тайнами и окутана теориями заговоров. Книжный персонаж-американец — ученик самого Алистера Кроули, пожалуй, самого известного в современном мире оккультиста и сатаниста. Джек желает добраться до Праги, однако судьба сводит его с группой сюрреалистов, которые наталкивают его на гениальную идею для создания самой выдающейся и смертоносной ракеты.

Поговорим для начала именно о второй сюжетной линии, потому что она служит скорее вспомогательным средством и не может составить достойную конкуренцию основной. Это проявляется даже в стиле письма, который Мьевиль намеренно сделал более блеклым и бедным. За несколько глав приключений Парсонса всего лишь несколько абзацев и самое последнее предложение выполнены на присущем писателю уровне мастерства.

Однако в качестве поддержки главного сюжета линия выполняет свои задачи отменно. Окунуться в досуг богемы посреди живописных просторов Франции оказывается приятным опытом, а все важные предпосылки, контексты и объяснения поданы лаконично, но при этом исчерпывающе. А самое главное, что именно через Парсонса нам рассказывают о концепции изысканного трупа, играющей одну из основных ролей в понимании посыла книги.

Изысканный труп — это игра, придуманная сюрреалистами, в частности — Андре Бретоном. Ее суть заключается в следующем — первый участник берет лист бумаги и пишет на нем прилагательное. Затем он загибает его так, чтобы остальные не видели, и передает другому игроку, который пишет уже существительное, третий — глагол, четвертый — вновь прилагательное, пятый — заключительное существительное.

Итоговая фраза может послужить предметом глубоких размышлений и множества интерпретаций. У родоначальников развлечения однажды получилось «изысканный труп будет пить молодое вино», отсюда и название. Фраза прежде всего поразила своим сочетанием несочетаемого — чувства утонченности, жизни и смерти. В случае художников можно не писать слова, а рисовать элементы существа, чтобы итоговое творение не на шутку поразило всех.

Тут мастерский язык писателя раскрывается в полной мере. Он пишет очень кратко и по делу, благодаря чему историю и удалось уместить в столь малый формат — в книге нет даже двухсот страниц. За всего несколько абзацев может пройти вполне масштабное сражение. Другое дело, как Мьевиль пишет. Каждое его предложение — это яркий росчерк на холсте повествования, моментально врезающийся в памяти. Он не жалеет сильных аллегорий, необычных метафор, при этом не переусложняя текст и не заставляя прогибаться под весом заложенных художественных средств языка.

А в сюрреалистичном Париже предостаточно вещей, достойных лишь самых лучших описаний. Ожившие шедевры Сальвадора Дали, Элен Смит, Элис Рахон, Пьера Роя и прочих людей, увековечивших себя в истории талантом и видением мира, представляют гораздо большую опасность, чем можно сначала подумать. Им плевать на законы мира, они не просто их подчиняют себе — они разрывают на части, отрицают сам факт существования, дерзя объективности прямо в лицо. Величие манифов сочится из каждой фразы Мьевиля, да так, что перед ним хочется склониться. Вы только вчитайтесь, какие ураганы энергии бушуют в каждом предложении приведенной цитаты:

Само собой, манифы стали желанной целью для нацистов, но подчинить их силу себе также хотят почти все державы мира. Писатель не акцентирует внимание на альтернативности своей истории и политическом раскладе сил в мире, однако предоставляет достаточно информации, чтобы понять — закрытым Парижем интересуются очень многие. И список сторон не ограничивается одними только людьми.

Кстати, об основных антагонистах — нацистах. Несмотря на некоторые тенденции последних лет, их тут не пытаются как-то оправдать или выставить в более приятном свете. Немцы в Новом Париже — это безликое и массивное зло, которому чуждо все человеческое. Другое дело, что в мире ожившей поэзии и живописи есть гораздо более ужасные создание, чем люди, искренне верящие в мерзкую идеологию.

К захватчикам ты проникаешься праведной ненавистью через Тибо. Первая часть его сюжетной линии постоянно прыгает во времени, из-за этого можно лучше понять, какие ужасы ему довелось пережить. И все же в нем оказалось нечто особенное, сюрреализм у него будто тек в крови. Такой ход несколько роднит его с главными героями произведений, которые не блещут и половиной находок «Последних дней Нового Парижа».

Ведь если не вдумываться и не читать книгу между строк, то со структурной точки зрения рассказ окажется оскорбительно прост. Главный герой находит предмет, дарующий суперспособность, превосходит всех врагов, знакомится с напарницей, получает ультимативную цель и достигает ее, а параллельно нам ведают о причинах произошедших событий, которые сводятся к комбинации случайности и человеческой глупости. Такая концепция нынче кажется почти пошлостью и вызывает неприятные воспоминания о дурных JRPG конца 90-х.

Но столь пренебрежительно отнестись к роману — это наплевать на все идеи, в свое время продвигаемые сюрреалистами. С таким же успехом можно ходить по Лувру и делать селфи со вспышкой. Или же спросить у тибетских монахов, как наладить отношения с девушками. Это никакой не сюрреализм, а обычная глупость, непонимание происходящего.

К счастью или сожалению, найти правильный правильной подход к рассказу может быть задачей не из простых. Его нельзя осмыслить — сюрреализм противоречит этому. Нелегко его и прочувствовать — оставьте эмоции романтикам с их тирадами о высоком. Для полноценного удовольствия от прочтения у читателя должна быть невероятно богатая фантазия или же научная степень в искусствоведении. Но больнее всего книга бьет в ту бессознательную часть, которая влияет на все в нашей жизни, но как-то описать и загнать ее в рамки почти невозможно.

«Последние дни Нового Парижа» — это громогласный манифест Мьевиля, провозглашающий превосходство искусства над всей суетой мира. И выполнен он настолько же искусно, насколько и все представленные в нем шедевры сюрреализма. На первом плане стоит ни в коем случае не альтернативная история, политические заговоры, драмы, баталии и даже не те самые манифы с демонами. Автор выставляет искусство и только искусство главной движущей своего и нашего миров, а все остальное — вторично.

Проще всего объяснить на примере. Ближе к концу герои сталкиваются с противником, который одним своим появлением кажется чем-то глупым и словно прошедшим из трэш-произведений (подсказка — это самый бездарный художник в истории). Однако если взглянуть на конфронтацию со стороны вопросов искусства, то окажется, что очередным злодеем Мьевиль хотел показать, что бывает, когда совершенно бездарные работы начинают тиражироваться и изменять умы масс. И так, совершенно во всем, даже мельчайшие детали в контексте творчества видоизменяются, становятся чем-то совершенно иным.

Но всегда на фоне нам нашептывают мысль, что искусство — это величайшая сила мироздания. Именно благодаря нему можно выигрывать войны и двигать цивилизацию к светлому будущему. Либо же погубить ее навсегда. Ведь искусство, пускай и обладает столь безграничным могуществом, в зародыше беззащитно и бесформенно. В не тех руках оно начинает гнить и темнеть, а затем болезнью проникает в души и сердца, очерняя заодно и их.

А что же тогда человек? Просто блик на фоне Вселенной, объективная случайность, пришедшая из ниоткуда и идущая в никуда. Сюрреалисты так отчаянно пытались соединить сон и явь, взглянуть на мир шире, но правда в том, что реальность и есть самый большой сюрреализм. Люди предают, лгут, причиняют боль, страдают в сомнениях вовсе не из-за каких-то побуждений — всему виной до горечи банальный случай. И все мы тогда в какой-то мере изысканные трупы, сформированные независимыми факторами, вынужденные влачить свое абсурдное существование.

И лишь искусство способно дать наивысшую цель, впрочем, как и повергнуть в самые глубокие пучины отчаяния. Оно сильнее всего резонирует с мировым хаосом, но в то же время и бьет его по уязвимому месту, пытается сковать его в рамки, диктуемые человеком.

Потому нет ничего удивительного, когда художник из-за неумения рисовать лица развязывает мировую войну, а писатели и музыканты доводят себя до печального исхода опасными веществами, лишь бы получить эфемерный шанс прикоснуться к ушедшему навсегда вдохновению. Ведь возможность, пускай и крохотная, создать шедевр и изменить мир — это одна из важных причин жить, если вообще не единственная.

Кто-то лишь поворчит из-за странных описаний, прыгающего сюжета, простой структуры и даже не удосужится ознакомиться с постмодернистским послесловием и перечнем произведений, послуживших для автора источником вдохновения. А ведь он не просто так привел полный список в конце. Но если же книга вонзится в ваше нутро, будто острый прут, то на привычные вещи вы не сможете больше смотреть прежним взглядом. Вы, как и я, получите такой заряд вдохновения, что вам захочется обсуждать прочитанное, пока язык не отсохнет, и писать о нем, пока руки не сотрутся в кровь, утопать в сюрреализме и, быть может, даже сделать в него свой вклад.

Но это как-нибудь потом. Потому что последние дни Нового Парижа, как и этот текст, подошли к концу. И бессмыслица жизни продолжается вновь.

P. S. За предоставленную на обзор книгу «Канобу» благодарит издательство fanzon.