Читаем. Отрывок из «Жнеца» Нила Шустермана
Часть 1. Мантия и кольцо
Глава 1. Солнце никогда не погаснет
Жнец явился холодным ноябрьским днем, уже ближе к вечеру. Ситра сидела за обеденным столом и сражалась с особенно трудной алгебраической задачкой, перетасовывая возможные переменные, не в силах найти значения ни для «икса», ни для «игрека». И именно в этот момент новая, фатальная переменная вошла в уравнение ее жизни.
Гости часто являлись в квартиру Терранова, а потому, когда прозвенел звонок, к нему отнеслись как к чему-то обычному — солнце не померкло, и ничто не предвещало появления смерти на пороге дома. Вероятно, вселенная должна все-таки располагать соответствующими средствами предупреждения, но в жнецах было не больше сверхъестественного, чем в сборщиках налогов, а по-тому в великой схеме бытия они занимали самое обыденное место. Появлялись, выполняли свои неприятные обязанности и исчезали.
Дверь открыла мать. Ситра не видела гостя — его фигура была закрыта отворенной дверью. Она увидела только, как мать застыла в неподвижности, словно жилыее мгновенно затвердели. Казалось — толкни ее слегка, и она, упав на пол, разлетится на куски.
— Могу я войти, миссис Терранова?
Тон, которым гость произнес эти слова, выдал его. Звучный голос, таящий саму неизбежность; голос, подобный гулу колокола, убежденного в том, что звучание его настигнет всякого, кто обречен его услышать. Еще невидя вошедшего, Ситра поняла: это жнец. Боже! Жнец явился в наш дом!
— Конечно, проходите.
Мать Ситры сделала шаг в сторону, чтобы освободить проход, — словно гостем была она, а не наоборот.
Жнец миновал порог, неслышно ступая по паркетно-му полу обутыми в мягкие туфли ногами. Его складчатая мантия была сшита из льняной ткани цвета слоновой кости, и хотя она почти касалась пола, на ней не быловидно ни пятнышка. Жнецы, как Ситре было известно, могли сами выбирать цвет своей мантии — любой цвет, кроме черного, который не вполне, как считалось, подходил их службе. Черный означал отсутствие цвета, и это противоречило сути жнеца. Сияющие и просветленные, жнецы считались цветом и светом человечества — именно поэтому они и выбирались для этой работы.
Некоторые мантии были яркого цвета, иные более приглушенного. Выглядели они как богатые, струящиеся по воздуху одеяния ангелов, слетевших с картин масте-ров Ренессанса — тяжеловесные и одновременно невесо-мые. Оригинальный стиль мантий, вне зависимости от вида ткани и ее цвета, позволял легко замечать жнецов в любой толпе, а потому без труда избегать встречи с ними, — если вы этого хотели. Многие же не столько уклонялись от такого рода встреч, сколько стремились к ним.
Цвет мантии мог немало рассказать о личности жнеца. Слоновая кость — не столь яркий цвет, как белый, и не так сильно бьет в глаза. Но даже это обстоятельствоне позволяло забыть о том, кем был пришедший и зачемон явился.
Жнец откинул капюшон, из-под которого показались аккуратно постриженные седые волосы, скорбное лицо, раскрасневшееся с мороза, и темные глаза, сами по себе казавшиеся оружием. Ситра встала — не из уважения, а от страха. Потрясение было слишком велико. Она старалась сдержать прерывающееся дыхание, не дать коленям подогнуться. Ноги ее дрожали, а потому Ситре при-шлось призвать на помощь свою волю и напрячь мускулы. Зачем бы ни пришел жнец, она не выкажет слабости.
— Можете закрыть дверь, — предложил жнец матери, и та подчинилась, хотя Ситре было видно, насколько ей не по себе. Пока дверь оставалась открытой, страшный гость, стоящий в прихожей, мог еще вполне повернуть назад. Теперь же он был действительно в их доме.
Он осмотрелся и немедленно заметил Ситру. Улыбнулся ей:
— Привет, Ситра!
То, что жнец знал ее имя, привело ее в такой же ступор, в какой впала ее мать, увидевшая жнеца на пороге своего дома.
— Будь вежливой, — сказала мать, с чрезмерной торопливостью. — Поприветствуй нашего гостя.
— Добрый день, Ваша честь.
— Привет! — сказал и младший брат Ситры, Бен, только что появившийся из спальни, привлеченный глубоким голосом гостя. Бен едва смог выдавить из себя это двусложное слово — в его голове трепетала та же мысль, что и у его матери и сестры: «За кем он пришел? Не замной ли? Или я останусь, чтобы переживать потерю?».
— Я уловил в коридоре запах чего-то аппетитного, — проговорил жнец, вдыхая аромат. — Теперь я вижу, что не ошибся: это здесь.
— Только что испекла зити, Ваша честь. Ничего особенного.
До этого момента Ситра и не подозревала, что матьможет быть такой робкой.
— Это хорошо, — кивнул головой жнец, — потому что я неприхотлив.
Затем он сел на диван и принялся терпеливо ожидать обеда.
Кто бы мог подумать, что этот человек явился сюдатолько для того, чтобы пообедать, и более ни за чем? В конце концов, должны же жнецы где-то есть! Обычно рестораны не требуют с них платы, но могут же они захотеть чего-нибудь домашнего! Ходили слухи, будто некоторые жнецы заставляли свою жертву сперва приготовить им поесть, а потом уже занимались своим делом, «жатвой». Может быть, и здесь будет так? Каковы бы ни были намерения жнеца, он держал ихпри себе, и у семьи не оставалось иного выбора, кроме как дать ему все, что он хотел. Пощадит ли он жизнь одного из них, если еда придется ему по вкусу, спросила себя Ситра. Неудивительно, что люди иногда бывалиготовы переломиться пополам, только бы угодить жнецу. Надежда, выросшая в тени страха, — самый мощный изсуществующих мотивов.
По просьбе жнеца мать принесла какой-то напиток, а потом принялась делать все от нее зависящее, чтобы этот обед оказался лучшим из тех, которые она когда-либо подавала гостям. Стряпня вовсе не была ее коньком. Обычно она возвращалась с работы такой усталой, что ее хватало только на то, чтобы на скорую руку приготовить для детей что-нибудь немудрящее. Сегодня же сами их жизни зависят от ее сомнительных кулинарных навыков. А как же отец? Придет ли он домой вовремя, или же «урожай» в его семье будет собран в его отсутствие?
Как ни была Ситра напугана, ей не хотелось оставлять жнеца наедине с его мыслями, а потому она проследовала за ним в гостиную. Бен, испытывавший страх пополам с восхищением, присел с ней рядом.
Наконец гость представился. Его именовали Досточтимый жнец Фарадей.
— Мм… Я как-то делал в школе доклад о Фарадее, — сказал Бен, и его голос дрогнул лишь единожды. — Выназвали себя в честь реально крутого ученого.
Жнец Фарадей улыбнулся.
— Мне радостно думать, что я выбрал достойного Отца-покровителя. Как и многие ученые, Майкл Фарадей при жизни был недооценен, хотя наш мир без него не стал бы тем, чем он стал сейчас.
— Мне кажется, вы у меня есть в коллекции жнецов, — продолжал Бен. — На карточках. У меня есть почти все Мидмериканские жнецы. Только на карточке вы моложе.
Гостю было, очевидно, около шестидесяти, и хотя его волосы поседели, бородка все еще отдавала солью с перцем. Редко кто из людей доводил себя до такого возраста. Обычно возврат в более юную физическую оболочку происходил гораздо раньше. Ситре было интересно — а какой же у гостя действительный возраст? Сколько летон уже занимается «жатвой»?
— Это ваши реальные годы, или вы нарочно выбрали внешность конца периода? — спросила она.
— Ситра! — охнула мать, едва не выронив толькочто снятую с плиты кастрюлю. — Что за бестактность, дочь?
— Я люблю прямые вопросы, — сказал жнец. — Это честные вопросы, а потому я дам честный ответ. Признаюсь, я сделал уже четыре полных разворота. Мой истинный возраст — где-то около ста восьмидесяти лет, хотя точную цифру я забыл. Недавно я выбрал эту почтенную внешность, поскольку те, к кому я прихожу в таком виде, чувствуют себя более комфортно.
Он рассмеялся.
— Они видят во мне мудреца, — закончил он.
— Вы к нам пришли, чтобы заняться «жатвой»? — выпалил вдруг Бен.
По лицу жнеца Фарадея скользнула едва различимая улыбка.— Я пришел на обед, — ответил он.
Отец Ситры появился перед самым обедом. Мать, вероятно, успела рассказать ему о госте, и эмоциональн оотец был гораздо более подготовлен, чем прочие члены семьи. Войдя, он сразу направился к жнецу, пожал ему руку, попытался изобразить радушие, выказать госте-приимство — хотя такая степень притворства ему явно претила.
Ели в неловком молчании, которое время от времени прерывалось словами жнеца:
— У вас милый дом!
— Какой душистый лимонад!
— Это, вероятно, самая вкусная зити из тех, что запекают в Мидмерике.
И хотя он говорил лестные для хозяев вещи, его голос сейсмическим ударом отдавался в спинах сидевших застолом.
— Я раньше не видел вас в наших краях, — наконец сказал отец Ситры.— В этом нет ничего странного, — ответил жнец. — Я не отношусь к публичным фигурам, каковыми предпочитают выставлять себя многие другие жнецы. Им приятны огни рампы; я же считаю, чтобы правильно выполнять нашу работу, нужна некая анонимность.
На русском языке книга издана в твердом переплете (130×207), и в ней 416 страниц. Подробнее о книге Нила Шустермана можно прочитать тут.
А можно отформатировать так, чтобы это было читаемо? Слишком много слов сливаются между собой. В других - возникают тире ни к месту.
Это, кстати, не лучшая книга Шустермана. Хорошая, но не лучшая. Имхо, его серия про Междумир покруче. И серия про расплетение - тоже. И про Теневой клуб. И про Энтси...