Джордж Мартин в цитатах. Яркие высказывания автора «Игры престолов»

В искусстве нет демократии. Люди не могут проголосовать за нравящуюся им концовку.

На протяжении всей своей карьеры я убивал персонажей. Не знаю, возможно, я всего лишь кровожадный ублюдок. Но когда мой персонаж в опасности, я хочу, чтобы вам было страшно перевернуть страницу, а для этого нужно показать с самого начала, что игра идет всерьез.

Моя цель как писателя (та самая цель, которой я никогда не достигну, я знаю, и ни один писатель не достигнет) — сделать так, чтобы вы по-настоящему переживали происходящее в книгах… Я хочу, чтобы вы провалились сквозь страницы и чувствовали, что все написанное происходит с вами.

Толкин совершил ошибку, когда возродил Гэндальфа. К черту Гэндальфа! У него была отличная смерть, и герои должны были идти дальше без него.

Я твердо придерживаюсь того мнения, что истории надо рассказывать от третьего лица, с ограниченной и очень жестко прописанной точки зрения. За свою писательскую карьеру я пользовался и другими методами — повествованием от первого лица, повествованием с точки зрения всеведущего рассказчика; но я, на самом деле, терпеть не могу всеведущего рассказчика. Никто из нас не всеведущ, мы одиноки во Вселенной. Мы слышим то, что можем услышать… мы очень ограничены. Если у вас за спиной вдруг упадет самолет, я это падение увижу, а вы — нет. Именно так мы воспринимаем мир, и я хочу, чтобы читатели получили возможность смотреть на него глазами моих персонажей.

Я не пишу главы в том самом порядке, в котором вы их читаете. У каждого ключевого персонажа свой собственный образ мыслей и собственный язык. Мне довольно трудно переключаться с одного на другого, так что обычно я пишу две–три–четыре главы с одним и тем же центральным героем. Только тогда я останавливаюсь — потому что забрался слишком далеко или просто не знаю, что будет дальше. Для меня очень тяжело переходить, скажем, с главы Тириона на главу Дейенерис — приходится напрягаться.

Я стремлюсь, как и говорил раньше, к горько-сладкой тональности финала. Не секрет, что Толкин оказал на меня огромное влияние, и мне нравится, как он закончил «Властелин колец». Это победа, но победа с толикой горечи: Фродо не оправился, он уплывает в Неувядающие земли [эльфов], а прочие герои продолжают жить дальше. Осквернение Шира — это потрясающая часть книги, которую я не понимал в 13 лет, но при каждом перечитывании понимаю ее значимость все лучше. К этой тональности я и буду стремиться. Как у меня получится — судить читателям.

Мои издатели, HBO и читатели хотят следующую книгу. Но никто не хочет ее сильнее, чем я. Когда я сгибаюсь под этим давлением, я напоминаю себе, что судить обо мне будут по книгам. Если их будут читать через лет 50, никто не будет говорить, что достоинством книги является то, что она вышла в срок. Будут оценивать содержание.

к сожалению, не могу не признать, что локомотив HBO, который несся за мной, начиная с первого сезона, меня догнал, расплющил и решительно мчится вдаль. Как вы знаете, я поддерживаю тесный контакт с создателями сериала, Дэвидом и Дэном, и конечно, в общих чертах они мою концовку знают — более того, они узнали ее еще до того, как сериал был запущен в производство. Опасаюсь ли я, что это уменьшит интерес к книгам, которые выйдут позже? Разумеется. Однако здесь есть целых три соображения, которые заставляют меня испытывать оптимизм. Во-первых, не буду преуменьшать значимость этого фактора, мне очень хочется увидеть цельную историю, захватывающую публику и красиво закончившуюся. Да, сначала это будет сериал, а не книги, но я причастен к этой истории, переживаю за нее и горжусь ею, и я безусловно предпочту вариант с раскрытием некоторых книжных тайн раньше времени варианту, в котором создатели, не имея «инсайдерской» информации от меня, придумывают собственную нелепую концовку (не то чтобы я был такого мнения о Дэвиде и Дэне — это чисто гипотетический сценарий) или просто обрывают сериал на самом интересном месте.

Во-вторых, я могу лишь еще раз сказать, что отношусь к писателям-садовникам. Да, я представляю в общих чертах, какое выращиваю дерево. Но могу ли я заранее сказать, сколько у него будет ветвей? Когда на этих ветвях созреют плоды? Я могу попытаться. А жизнь может поставить меня на место. Герои откажутся идти туда, куда я задумывал, говорить то, что я задумывал, и умирать так, как я это задумывал. (Но честно говоря, убить их все-таки проще, чем заставить произнести нужную реплику.) Поэтому даже если сейчас, находясь за, условно говоря, полторы книги до финала, я расскажу Дэвиду и Дэну все-все-все, что знаю, представляю и планирую, то в толстом бумажном томе, который вы, надеюсь, однажды купите, все может быть немного по-другому. Или сильно по-другому.

Наконец, есть третья причина, и каждый раз, когда я об этом думаю, я не могу не усмехаться себе в бороду — не зря же я ее ношу. Дело в том, что я, если говорить начистоту, не был до конца честен с Дэвидом и Дэном. Началась эта история еще на нашем знаменитом первом обеде, на котором, собственно, они убедили меня подписаться на проект экранизации. Мы обсуждали важные сюжетные ходы, обсуждали будущее, и я отпустил очевидную шутку по поводу судьбы одного значимого персонажа, ожидая, что все рассмеются вместе со мной. […] Но Дэвид и Дэн оставались совершенно серьезны, они явно готовы были принять от меня в этот момент любое откровение. «Ага!» — подумал я. На тот момент «Танец с драконами» еще не был дописан, но для него была готова значительная часть, в том числе ушедшая позже в «Ветра зимы», так что скрыть ее я, конечно, не мог. Зато выдача информации из «Танца» купила мне полное и безоговорочное доверие сценаристов. Отныне я мог, многозначительно посмотрев на них, сказать: «Вот этого героя вы выпиливаете зря!..» — и закончить на этом, несмотря на их жадный поток вопросов.

Мама читала книги, в основном бестселлеры, меня такое не очень интересовало. Я предпочитал комиксы. На них и вырос. Когда я был маленьким, читал комиксы Диснея — про Дональда Дака, дядюшку Скруджа, Микки Мауса. А еще я читал про супергероев: Бэтмена, Супермена и других героев тех времен — Человека с Марса, Аквамена. Все это были комиксы DC: в 50-х годах только они выпускали комиксы про супергероев, до тех пор, пока не появился Marvel в 60-х. В ту пору я собрал уже обширную коллекцию, и в эпоху Marvel вступил с самого ее начала. Я всегда любил комиксы про супергероев, а теперь и сам выпустил «Дикие карты» — это моя собственная версия историй о супергероях. Еще с тех времен, когда мне было 10 лет, я мечтал написать что-то в этом духе.

Во всяком случае, в 1950-х, когда я был ребенком, мы не могли дождаться попасть в будущее. Оно должно было быть замечательным, мир — справедливым, и все это было чудом завтрашнего дня. Там должны были быть чудесные чудеса, а жизнь — значительно лучше, чем сегодня. Люди проводили опросы, по которым выходило, что все верят: наши дети будут жить лучше, чем мы, а уж внуки — и подавно. Эта вера исчезла. Если взять текущие опросы, то большинство считает, что их дети будут жить хуже, чем они, а уж внукам вообще придется несладко. И я боюсь, что это так. У нас есть проблемы вроде глобального потепления, над которыми мы вообще не работаем. Есть виновники, которые не готовы даже признать существование проблемы, они отметают научные доводы, идут против науки. Космическая программа, основа всей научной фантастики — заброшена. Когда я был ребенком в 50-х, я мечтал, что когда-нибудь доживу до того, чтобы увидеть, как человек будет ступать по Луне. И я это увидел, в 1960-х и 1970-х. Но я и представить не мог, что человек прекратит летать на Луну. И о том, что мы не полетим на Марс. И как это случилось? Это — политика. Но это еще и отказ от фантастической мечты, с которой я вырос.